Нечеловеческие ласки

Удивляетесь, почему нейробиологи расположились в языковом институте?! Оказывается, местный ректор в свое время справедливо решил, что гуманитарные науки нуждаются в когнитивных исследованиях, и надо создать такой центр именно здесь. О как!
Сразу скажу, что ещё год назад в ЦНИ побывали корреспонденты "Наука-Тасс", и свой визит очень-очень подробно и читабельно расписали.
Дабы за ними в пересказе не повторяться, поскольку мы с Антоном и в мой визит обсуждали и делали практически всё тоже самое, решил сэкономить себе время, и вставлю статью (чтобы вам не переходить) прямо сюда.

Добавлю только, что мы ещё раз поговорили на темы, которые поднимались ещё два года назад: про возможное сотрудничество релаксологов с ЦНИ и с Центром психического здоровья детей и подростков имени Сухаревой.

Ведь главная цель исследований ЦНИ - это помощь людям с особенностями, которые получают в среднем чуть меньше физического и эмоционального ухода, эмоционального контакта с родителями, и это недоношенные младенцы, которые в ходе естественного развития получают всякую разную стимуляцию, в том числе стимуляцию С-тактильной системы - она развивается одна из первых, по косвенным данным, на месяце пятом-шестом.

А моя цель, вы знаете: донести в первую очередь до всех взрослых, насколько целительными и восстанавливающими бывают практики нейрорелаксации, и почему их надо уметь и принимать, и делать.
А потому хочется и будем с наукой дружить.

Аккуратно выспрашивал так же, почему изучение тонких прикосновений длится уже столько много лет, ведь даже на лекции МакГлоуна я был ещё два года назад и предлагал сотрудничество, но руки дошли только сейчас.
И почему даже спустя два года изучается пока только поверхностное прикосновение, тогда как именно глубокое, мнушное имеет определённые эффекты расслабления и доверия, которых нет в слабом.
Неужели с-тактильная нервная система расположена только на поверхности кожи? Почему тогда плотные медленные поглаживания теми же аутистами воспринимаются намного благожелательнее, чем лёгкие?

Но накопительный эффект дал о себе знать: с каждым поглаживанием рука наполнялась ощущением, которое сложно описать. Что-то вроде истомы, лени, разморенного состояния после бани, но в одном месте.

Похожие ощущения я словил, когда выбирал себе кисточки на выставке, пробуя их на руке и на лице, прежде чем решать - вправо отложить, или влево для покупки.

Как я уже и писал, в ответ я сделал Антону часовые Мнуши, напирая именно на плотное медленное поглаживание и проминание, почти исключив вставки палсинга и растяжек, которые дополняют сессию Мнуш.

Ему очень понравилось. Действительно, глубоко расслабился, не забывая отмечать моментами, где было "пару раз щекотно", и какой эффект оказывают длинные плотные поглаживания, какие мы делаем, например, на ногах.

Договорились, что они составят опросники и дадут нам знать, когда можем приступать к исследованию.

А теперь, собственно, статья Наука-Тасс. Очень советую прочитать: как освежить в мозгу то, что вы уже слышали и понимаете, так и узнать что-то новенькое.

Приятного чтения!

Нечеловеческие ласки. Корреспондент «Чердака» сходил в Институт русского языка, чтобы выяснить, зачем там роботы гладят людей

В Институте русского языка имени Пушкина занимаются не только русским языком, но и нервной системой. В Центре нейрокоммуникативных исследований, который находится в стенах института, ученые изучают С-тактильную систему — рецепторы и нейроны, с помощью которых мы получаем удовольствие от нежных прикосновений и поглаживаний. В изучении поглаживаний трудно обойтись без поглаживаний, и в Центре есть робот, который этим занимается. Корреспондент «Чердака» съездил в институт, чтобы узнать, зачем роботы гладят людей под присмотром ученых.

Руководитель центра, Антон Варламов, встретил меня у института и привел в кабинет, в котором проводят нейрокоммуникативные исследования. В кабинете я не заметил почти ничего примечательного: пара столов, на них — пара компьютеров и серая металлическая коробка, из которой торчали какие-то ручки и малярная кисточка. Рядом лежала палочка с перьями, какой обычно играют с кошками. Кошек в кабинете не было. В креслах сидели ассистенты — серьезный Алексей и Мария, строгая девушка вся в черном и обтягивающем. Варламов указал на коробку с кисточкой:

— А это вот машинка, которая гладит. Кисточка, возможны сменные насадки. Мы сейчас на связи с разработчиком этих машинок, будем просить его их допилить. Он разрабатывал эту модель с расчетом, что мы будет ставить вторую насадку: или кисточки с разной степенью мягкости, или силиконовую контактную насадку, или что-нибудь еще.

Я ожидал чего-то более футуристического. Кисточка для покраски забора плохо вязалась с нейрокоммуникативными исследованиями и С-тактильной системой.

— А как придумали такую насадку использовать?

Чтобы ответить на этот вопрос, Варламов начал рассказывать мне про историю открытия С-тактильной системы и ее исследований.

— Это придумали лет, наверное, 15 назад. Все началось с того, что шведские нейробиологи обнаружили, что у человека есть немиелинизированные нервные волокна (большинство нервных волокон покрыты миелиновой оболочкой, которая ускоряет проведение нервного импульса — прим. «Чердака»), которые являются не болевыми нервами, а реагируют на легкие, нежные прикосновения. Сначала эти волокна нашли у других млекопитающих, считали, что у человека их нет и что, возможно, эти волокна связаны с ощущением щекотки. Потом эти волокна нашли у человека и начали думать: зачем же они человеку-то нужны? Особенно с учетом того, что ощущения от стимуляции рецептора этого волокна доходят до нас секунды через полторы. Очень медленная передача импульса, и они категорически не подходят для того, чтобы передавать быструю информацию о том, что нас что-то потрогало, укололо, чтобы мы отдернули руку и обратили внимание.

Один британский ученый, Френсис Макглоун (профессор Ливерпульского университет имени Джона Мурса, один из первооткрывателей С-тактильной системы — прим. «Чердака»), который занимался болью, знал, что есть две системы боли — быстрая и медленная. Если приложить палец к раскаленной плитке и отдернуть его, потому что очень захочется отдернуть его сразу, то вот эта короткая боль, которая возникает сразу же, после которой немедленно хочется отдернуть, это быстрая система боли. Она на самом деле довольно терпимая, не слишком резкая, а вот через полторы секунды на тебя накатывает — вот это медленная система боли, она нужна для подкрепления, чтобы мы туда больше не совались. С С-тактильной она связана только по типу действия.

Макглоун предположил, что есть такая же система, но для положительных эмоций. Что есть система, которая передает положительное эмоциональное ощущение на таких же медленных нейронах и служит для того, чтобы укреплять телесные контакты и эмоциональные связи между людьми. Ну вот, 25 лет они это пытались доказать, лет 15 назад начали собирать таких роботов, чтобы понять, какие ощущения испытывает человек при прикосновениях с разной скоростью и разными поверхностями, и наконец лет 10 назад доказали. Они опрашивали испытуемых, гладили роботом с разными насадками и спрашивали людей, приятно им или неприятно. И выяснили, что самое приятное — это кисточки, мягкие ткани типа шелка и бархата.

С силой нажима особо не копали, а начали разбираться со скоростями, для которых есть обратная U-образная кривая. Приятнее всего на скоростях поглаживания 3−5 сантиметров в секунду. Сейчас, на следующем этапе, мы решили, что надо разобраться с силами [нажима], построить такую же кривую для сил. Судя по всему, самая приятная для большинства людей будет сила от 0,3 до 1 ньютона, а меньшая сила будет приводить к менее приятным ощущениям и более сильному ощущению щекотки.

— А щекотку что передает?

— Щекотку, скорее всего, передают тонкие миелинизированные нервы. Про щекотку никто ничего не знает, просто потому, что щекотка — это что-то несерьезное, что нет смысла изучать. Ну как… «изучать щекотку»! Кому это ни скажешь, все смеются, говорят: «Ребят, вы что, сдурели?» На самом деле, система щекотки, судя по всему, выполняет обратную функцию: она следит, чтобы нас никто нехороший не трогал. Паразиты, насекомые — все вот эти вот неприятные вещи. Она вызывает определенные неприятные ощущения, не слишком сильные — временную активацию и ориентировочный рефлекс. Мы отряхиваемся, одергиваемся, может быть, еще после этого чешемся, чтобы с гарантией там ничего не осталось. Какие нервы передают щекотку, не очень понятно, но, судя по всему, это быстрые нервные волокна, потому что, когда нас пощекотали, это ощущается сразу.

С этими словами Варламов взял со стола палочку с перьями и пощекотал мне руку. Стало щекотно.

— Эмпирически было выяснено, что именно такой характер прикосновения вызывает наиболее щекотное ощущение. Кстати, подставьте ладошку, как вы думаете, как будет ощущаться — сильнее, слабее?

Я подставил ладонь под перья. Щекотно было не так сильно, как в первый раз.

— Послабее! Может быть, это связано с тем, что на ладони кожа толще, а может, это связано с тем, что у нас там меньше рецепторов, ответственных за щекотку, чтобы они нас не отвлекали, когда мы сами ладошками что-то ощупываем. На ладошках, например, С-тактильных рецепторов нету. С-тактильная система не залазит на ладошки, губы и стопы. Если мы гладим, то у нас активируются и бета-рецепторы, и тонкие, чуть более медленные, но все еще быстрые, другие миелинизированные волокна, которые, скорее всего, передают щекотку, и С-тактильная система. А если мы потрогаем еще сильнее, будут задействованы C-ноцицепторы (нейроны, которые передают боль — прим. «Чердака») и так далее. Температурные опять же.

Я вспомнил, что пришел посмотреть, как испытывают гладящую машину на людях и спросил:

— А что с испытуемыми?

— Звать?

Варламов велел позвать испытуемого. Алексей стремительно вышел из кабинета, а ученый стал рассказывать мне про работу с больными анорексией.

— В июне — июле мы ездили в Центр психического здоровья детей и подростков имени Сухаревой, это бывшая 6-я психиатрическая, главная российская психиатрическая клиника для детей и подростков. Там у них есть отделение с эмоционально неустойчивыми пациентами-девочками. Примерно треть этого отделения — это девочки с анорексией, отделение особо строгого режима, там за ними следят, чтобы они ничего плохого себе не сделали. Мы туда приехали. Сейчас мы добираем контрольную группу. Судя по всему, получаются интересные результаты.

— А что вы надеетесь увидеть? Просто проводите сессии поглаживания?

— Нет, мы не проводим просто сессии поглаживания — мы проводим исследования по фиксированным экспериментальным схемам, которые мы придумали заранее и потом уточнили по ходу действия, чтобы они как можно больше, как можно более четко интерпретируемую информацию нам давали. Мы хотим понять, насколько отличается у девочек с анорексией восприятие прикосновения. Для них это, судя по всему, достаточно важно, потому что само по себе это ощущение, если на совсем базовом уровне, это просто безусловное удовольствие от того, что тебя потрогали. Если на уровне более сложных психологических концептов, то психологи это связывают с ощущением востребованности, принятия, все эти берновские метафоры. Берн говорил что поглаживания — это базовая единица человеческого взаимодействия. Видимо, так и есть: это дает ребенку ощущение безусловного принятия, нужности, востребованности, помогает ему сформировать самооценку, ощущение себя в этом мире. Если этого по какой-то причине нет, то у него или самооценка страдает, или что-то еще. У девочек с анорексией исключительно низкая самооценка. Формально она вроде как нормальная, они все такие отличницы, все такие старательные, упорные, очень волевые, но на базовом уровне самооценка у них ни к черту. Если использовать какие-то телесно-ориентированные практики…

Тут вернулся Алексей и привел испытуемого. Им оказалась студентка Даша, которая изучает прикладную филологию на втором курсе Института русского языка. Варламов обратился к испытуемой и посвятил ее в происходящее:

— Мы проводим исследование, в ходе которого мы гладим людей роботом-кисточкой и спрашиваем, как они себя ощущают. Наша работа не предназначена для того, чтобы доставлять человеку боль.

Дашу усадили в кресло. Девушка положила руку на подлокотник с подушечкой. На подушечке был нарисован петушок. Ассистентка Мария приступила к калибровке робота. Машина тихо загудела, и кисточка медленно опустилась на Дашину руку.

Варламов продолжал:

— Мы это делаем для того, чтобы понять, как люди относятся к прикосновениям других людей, и помочь людям, у которых какие-то связанные с этим проблемы. Британские ученые (тут он усмехнулся) выяснили, что нам обязательно нужно обниматься, особенно это важно для детей, младенцев, новорожденных, еще важнее — для недоношенных. Это важно может быть для людей с эмоциональными проблемами, для всех. Но у некоторых людей есть особые потребности, есть особая сложность. Например, дети с аутизмом обычно не переносят прикосновения других людей, это означает, что у них на одну важную причину меньше общаться с другими людьми. Девочки с анорексией — наоборот, или дети с высокой тревожностью могут нуждаться в большем количестве прикосновений и материнской ласке. По нашим данным, очень зависит от возраста, от состояния. Даже если у девочки пошла защита отрицанием, это не значит, что ей прикосновения не нужны, это означает, что к ней намного сложнее пробиться стало уже. Получается так, что лет до 13−14 им это очень надо, а потом уже психика начинает защищаться по принципу «зелен виноград» — «нет, меня не трогайте, вы мне не нужны». Но потребность никуда не девается.

Тем временем машина закончила со своими приготовлениями, и эксперимент начался. Кисточка поглаживала руку Даши с разной скоростью и силой, а испытуемая говорила, с чем у нее это все ассоциируется. Потом ее заставили заполнить опросник, оценивая ощущения от разнообразных поглаживаний по шкале от нуля до десяти: насколько приятно, насколько больно, насколько щекотно и насколько сильно ей хотелось почесать поглаженное место. Варламов объяснял девушке, что вообще происходит, и еще раз рассказал про исследования зависимости ощущений от силы нажима кисточки.

Пока он рассказывал, испытания закончились. Варламов обратился к студентке:

— Если хотите, присоединяйтесь, нам очень нужны студенты!

— Я, наверное, мало что смогу сделать…

— Все так говорят поначалу. На самом деле, там ничего сложного нету, и нам нужны в том числе и люди, которые будут помогать работать с испытуемыми. Тема хорошая, благодарная, очень публикабельная. Это очень новая область исследований в науке: куда ни копни — везде новое, это все очень хорошо описывать. Публиковать статьи в отличных зарубежных журналах. Все вот это вот. В какую прикладную филологию вы хотите?

— Я не знаю. Мне бы закончить как-нибудь это все.

— А прикладная филология — это что вообще?

— Ну, наверное журналистика.

— Так вы хотите стать журналистом?

— Не дай бог!

Под общий хохот подопытная вышла, и Варламов продолжил рассказывать мне про анорексию.

— Пока психотерапия, даже телесно-ориентированная, не является контактной. То есть есть какие-то попытки трогать, гладить, обнимать, работать с доверием, с физическими прикосновениями, но в основном, когда говорят о телесной терапии при расстройствах пищевого поведения, не только при анорексии, имеется в виду работа с образом своего тела. Потому что девочки с анорексией, например, часто видят себя как значительно более толстых. То есть у них очень искаженное представление о том, какие они на самом деле. Они считают себя толстыми, они в этом абсолютно уверены. Если их попросить, например, нарисовать себя, они нарисуют себя намного толще. Жуткая вещь эта дисморфофобия, она является предиктором к анорексии. Как правило, это характерно для девочек, которые начинают следить за собой, когда у них появляются изменения в теле, в частности связанные с гормональными перестройками, когда жирок начинает откладываться на линии бедер, и так далее. Появляется некое неприятие, и человек в зеркале видит иную картину. Допустим, есть эмоционально неустойчивая, не очень уверенная в себе девочка. Она взрослеет, и кто-то из ее окружения начинает хихикать: «О-о-о, сиськи выросли!» И все, это обвал, риски очень большие. Анорексия — это психическое заболевание с самой высокой немедленной смертностью.

Нам нужны новые подходы к терапии, потому что анорексию лечить очень сложно: недостаточно девочку просто раскормить заталкиванием, как это делают с утками и гусями, потому что она выйдет из больницы и похудеет обратно немедленно. Нужна психотерапия, нужны реабилитационные, поддерживающие меры, нужно девочку просто мирить с собой, со своей головой, со своим телом, со своим внутренним миром, нужно объяснить ей, что она хорошая, что она никому ничего не должна.

— Реальное подтверждение тому, что телесные практики помогают ослаблению анорексии, это танцевальный опыт людей, которые пытаются бороться с анорексией, — подключилась к рассказу Варламова аспирантка Мария. — Когда они в танце находятся, им гораздо проще себя воспринимать. И появляется некоторое ощущение уверенности в себе, что на тебя смотрят и тобой восхищаются.

— Сложнее, но, может, в какой-то степени более эффективно, это социальные парные танцы. С одной стороны, на них сложнее решиться девочкам, с другой — они дают намного больше с точки зрения восприятия себя, своего тела, востребованности.

Выслушав все это, я попросился в испытуемые. Все было как и с Дашей: машину откалибровали по руке и она гладила меня кисточкой, нажимая то слабее, то сильнее, а я изо всех сил прислушивался к ощущениям и заполнял опросник.

Ассистентка Мария закончила с машиной, протянула руку в сторону и, не отворачивая от меня лица, потребовала палочку. Когда щекоталку с перьями вложили в ее раскрытую ладонь, девушка велела мне закрыть глаза. Я зажмурился. Стало щекотно. Я сидел с закрытыми глазами, пока не услышал: «Мы закончили!» Теперь щекотку тоже надо было оценить в баллах в опроснике. На этом мое участие в исследовании завершилось.

— А что насчет аутизма? Я читал, что у аутистов мало С-тактильных рецепторов.

— Нет, судя по всему, сами С-тактильные рецепторы у них в порядке. То, что мы получили, первые данные по аутистам, которых гладили по рукам, — у них с системой все нормально, но удовольствие от прикосновений им могут мешать получать другие факторы. Это вот эта вот система щекотки, которая у них гиперактивирована, возможно. Гиперактивирована она или нет, это надо узнавать, выяснять — никто этим делом всерьез не занимался. Но это наше предположение, которое разделяют многие эксперты в области аутизма, родители, сами взрослые аутисты. Сейчас будем соответственно под этого робота вытаскивать взрослых аутистов, с синдромом Аспергера.

Аутистам очень сложно, когда идут стимулы в разных сенсорных модальностях. Одновременно звук и зрительные стимулы, и еще запахи какие-то отвлекающие. В принципе для них, особенно в молодом возрасте, весь мир слишком шумный, слишком яркий, воняет, наседает, перегружает абсолютно. Отсюда феномен стимминга, самостимуляции, чтобы избавиться от давящих ощущений внешних, отсюда перегрузки, когда аутист срывается в истерику из-за того, что слишком много стимулов, слишком много информации. Прикосновения к коже — это сразу несколько сенсорных модальностей: одна система, вторая система, у них разные входы в разные части мозга, они могут обрабатываться независимо друг от друга. И вот как раз на сборке общей картины у аутистов возникают довольно большие трудности. Поэтому при прикосновении с высокой вероятностью перегрузятся.

— А как ваши исследования могут им помочь?

— Надо понять, что у них вообще происходит, из-за чего они так плохо воспринимают стимулы. Если нам удастся достучаться до них, если они начнут любить С-тактильную систему, как любим ее мы, это означает, что у них появится на одну серьезную причину больше взаимодействовать с людьми. У них появится интерес, у них появятся поводы для социализации — это будет сильно облегчать социальную адаптацию. Во-первых, это микронейрография. Во-вторых, мы записали детей-аутистов не под роботом — их гладили люди с разными кисточками. По этим данным, получается, что С-тактильная система более или менее работает нормально. Что мы еще будем делать? Вот набор коротких роликов по шесть секунд, — ученый подошел к компьютеру и стал искать в его содержимом нужные файлы. — Мы показывали их аутистам, спрашивали приятно им будет или нет, если они окажутся на месте испытуемого. Эту систему мы готовили несколько месяцев. Просто тут еще такая вещь, как исследовательская репутация, и с аутистами она особенно сильна. Если им будет комфортно, они будут приходить еще, если будет вызывать раздражение, то никто к нам не придет. Они говорят, что такого рода поглаживания уже им приятны, потому что они не слишком легкие. Они видят, насколько сильные прикосновения, им уже не столько щекотно, сколько приятно. Меньше раздражителей. А ощущение щекотки их перегружает.

Варламов включил ролики, которые показывали аутистам. На роликах одна рука гладила другую или просто сжимала ее.

— А кто кого гладил на этих видео?

— Там Маша меня гладила. Маша была моделью гладящей, я был моделью поглаживаемой, и там еще метроном был в главных ролях. Метроном был серым кардиналом этого процесса.

— 90 bpm (beats per minute, т. е. ударов в минуту — прим. «Чердака») мы ставили, — откликается Мария. — Под бит.

— Фактор пола оказался очень незначимым: люди от него неплохо абстрагировались. Если у людей есть какие-то проблемы с восприятием людей другого пола, это может сыграть свою роль. Я думаю, что, например, для людей с выраженной гомофобией… если мужчина будет гладить мужчину, то им не очень будет приятно.

— Мне все говорили, что они не заметили, кто есть кто, — заметила Мария.

— Тут у нас еще относительно нейтральные варианты, нет лака на ногтях, нет какого-то экстремизма. Но в принципе видно, что вот эта рука мужская, а вот эта более-менее женская.

— Более-менее?! Это моя рука!

Отсмеявшись, мы снова перешли к серьезным темам.

— Главная цель — это помощь людям с особенностями, помощь еще двум большим группам, о которых мы даже не говорили: это дети с ДЦП, которым это тоже надо и которые получают в среднем чуть меньше физического и эмоционального ухода, эмоционального контакта с родителями, и это недоношенные младенцы, которые в ходе естественного развития получают всякую разную стимуляцию, в том числе стимуляцию С-тактильной системы — она развивается одна из первых, по косвенным данным, на месяце пятом-шестом. Если ребенок недоношенный, он лежит в кувёзе (инкубаторе для новорожденных, приспособлении с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры — прим. «Чердака»), и никто его не трогает, не покачивает, не обнимает. Соответственно, само формирование сенсорной системы идет неправильным образом. А С-тактильная система играет одну из ключевых ролей для нашего эмоционального развития, для формирования связей. Если ребенок родился на шестом месяце, их можно выхаживать в стерильном кувёзе, а можно, как сделали в Колумбии, вешая ребенка на мать и обеспечивая ему правильное питание. Просто мать носит этого крохотного ребенка килограммового с собой все время, несмотря на риск, связанный с инфекцией. В итоге такие дети показывают результаты выше, чем их высокотехнологичные сверстники. Сейчас у нас выходит первая статья в PLoS ONE, и сейчас мы начинаем сразу на данных, которые мы собрали на 4−5 статей. Будем активно писать и публиковаться. По двум аспектам — площади контакта и силе. По сути дела, С-тактильную систему с этих сторон еще не исследовали.

Уходя, я спросил, откуда вообще в Институте русского языка взялись нейробиологи.

— Пришел новый ректор, она совершенно справедливо решила, что гуманитарные науки без когнитивных исследований хуже себя чувствуют и надо проводить когнитивные исследования. Соответственно, начали искать, какие есть хорошие группы в Москве по когнитивке. В итоге к нам пришли, когда мы еще были в МГГУ им. Шолохова, с кафедрой, и нас схантили всем коллективом.

— То есть вы уже давно работаете с гуманитариями?

— Мы давно работаем с гуманитариями, мы любим работать с гуманитариями. В конце концов, наша нейробиология очень «мягкая», не столько на клетках, сколько на людях и поведении. Несколько лет назад нас примерно так же позвали в МГГУ им. Шолохова, сделали кафедру нейробиологии и открыли магистратуру по нейробиологии. Потом эта магистратура была в МПГУ (в 2015 году МГГУ им. Шолохова присоединили к МПГУ — прим. «Чердака»), сейчас еще существует, но мы к ней имеем меньше отношения, к сожалению. На факультете решили, что нейробиология должна быть только для нейробиологов, никаких междисциплинарных исследований. А у нас почти все проекты междисциплинарные. И мы как-то в основном перебрались сюда, здесь работается комфортно и продуктивно. Но продолжаем дружить домами с МПГУ.

Максим Абдулаев

Добавлю от себя ещё раз: обратили внимание, сколько лет изучают с-тактильную систему?.
И что ещё науке, которая только собирается пойти в глубину, неизвестно.
Так что Мнуши на гребне открытий, друзья!
И даже в практике, далеко впереди.
Надо продолжать.
Впереди ещё очень много интересного!